Борис Бланк

В Кинешемском драматическом театре ставят спектакль по пьесе И.Грековой и П.Лунгина «Вдовий пароход». Художник-постановщик – Народный художник РСФСР Борис Лейбович Бланк. Это человек – живая легенда.

Он рисовал декорации к спектаклю “Добрый человек из Сезуана”, с которого начал свой славный путь театр на Таганке. Море призов, в том числе несколько кинематографических “Ник”, – Борис Лейбович работает и в кино. Помните фильм “Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен”? В этой картине Бланк дебютировал. Что касается его театральных работ, то наш сегодняшний собеседник сотрудничает со многими ведущими театрами Москвы и провинции. Что же привело его в Кинешму?

– Здравствуйте, Борис Лейбович! Какими путями оказались у нас в Кинешме?

– Здравствуйте. Я приехал, потому что меня позвал мой друг Иван Соловов, который здесь, в этом театре, работает главным режиссером. Я не мог не приехать. Есть люди, от которых другим только добро. От них просто веет порядочностью. Из таких и Иван Иванович. Ну, и как вы думаете, когда он меня зовет, я могу не приехать?
 Как Вам показалась Кинешма, театр?

– Сегодня, идя по бульвару, поймал себя на том, что народу на улице почти нет. Как такое может быть? Почему? Здесь так красиво!

– Ну, холодно, приезжайте, когда будет теплее, тогда и народу будет больше.

– Да, наверное. А театр мне очень понравился. Много хороших добрых людей, сплоченный, дружный коллектив, люди разговаривают на одном, профессиональном языке. Я застал репетиции рок-оперы “Юнона и Авось”. Хорошо, что в театре берутся за большие задачи. Понимаю, что это очень затратно, но необходимо. Выход можно найти. Можно поставить один “дорогой” спектакль за сезон, а остальные – в режиме экономии, я рассказал специалистам театра, каким образом можно попробовать выйти из положения.

– Борис Лейбович, Вы работали художником во многих театрах, а Островского оформляли?

– Конечно. Один из лучших, на мой взгляд, спектаклей по Островскому был поставлен в театре Маяковского – “Наливные яблоки, или Правда – хорошо”. Силу Ерофеича Грознова там играл Роман Мадянов, один из моих самых любимых актеров. Это был супергротеск. И костюмы были, как сад – все в яблоках. Мадянов играл с очаровательным задором. В спектакле не было академичности вообще, при том, что текст и дух Островского сохранился. Пригласил меня поработать в этот спектакль Андрей Александрович Гончаров.

– А Гончаров был жесткий режиссер?

– Жесткий. Диктатор. Этот спектакль начинал делать Владимир Храмов, Гончаров его убрал и сделал все сам. Спектакль был грандиозным.

– Знаю, что Вы прямо-таки боготворите Горького…

– Потому что он огромен. Есть три величайших драматурга – Шекспир, Брехт и Горький.

– Почему же Горького сейчас почти не ставят?

– Ставят! В Японии, Италии, США, его часто ставят, да и у нас начинают. А про Островского скажу так. Счастье работать в театре Островского. Такого языка, как у Александра Николаевича, нет даже у Горького. А вот пьесы Гоголя, как ни парадоксально это звучит, скорее для чтения, при постановке его пьесы неизбежно теряют.

– Борис Лейбович, самая Вами любимая пьеса у Островского?

– “Женитьба Бальзаминова”. В ней отражена заветная мечта русского человека – ничего не делать, фантазировать и созерцать и за это тебе вдруг придет богатство. Как Емеле, герою русской народной сказки.

– Отличается ли провинциальный театр от театра столичного?

– Да, безусловно. Вы знаете, в провинциальном театре есть свое обаяние. Театр и должен быть провинциальным – не в смысле отсталости и косности, а с этакой изрядной долей консерватизма и традиционности.

– Спасибо и успехов!

– Спасибо.