99 лет назад, 3 марта 1917 года, на следующий день после отречения императора Николая II от престола, Февральская революция пришла в Кинешму. О том, как город встретил эти дни, рассказывает в личном дневнике 17-летний Николай Низов.

Март 1917-го: «Везде убирают портреты царской фамилии»

2 марта.

Сегодня Сергей Николаевич (учитель, вероятно по фамилии Горячкин – прим. ред.) во время своего урока просил нас, если будет какое сборище народа, так не ходить туда и лучше отправиться домой, т.к. во время военных выступлений ходить бывает опасно, и при этом привел следующий факт, произошедший с ним в 1905 году.

– Как вы уже может быть многие слышали, что в 1905 году было также как и сейчас революционное движение. Я в это время учительствовал в Костроме. В дни реакции по городу ходила партия черносотенцев и бесчинствовала. Ученики, приходящие в школу, жаловались, что их обижают: одному надрали уши, другой говорит, что с него сняли шапку. Вечером я вышел поглядеть, правда ли это. Ну а вы сами знаете, что нас, молодых да в форме, принимают за студентов. Не успел я пройти и двух улиц, как навстречу мне шли какие-то люди, как потом я узнал, это была черная сотня. Когда я поравнялся с ними, то услышал: «Вот его-то нам и надо, он всех больше…» Но я, услышав это, бросился бежать… Мне лично приходилось видеть, как убивали учеников-студентов оглоблями, из ружей, а то и просто кулаком… – кончил Сергей Николаевич.

…Слышал, что в Петрограде нашли заготовленные бумаги к заключению сепаратного мира. Не хватало лишь подписи царя…

Завтра у нас в город ждут рабочих с фабрик и заводов. Полицию обезоружили и арестовали.

3 марта.

Пришли было в училище, но нас распустили по домам и просили не ходить никуда гулять, но разве утерпишь? В два часа стал собираться народ. Я также пошел на Московскую (сейчас ул. Ленина – прим. ред.) улицу. Там все тротуары были уже запружены. Напротив выстроились с ружьями солдаты 66 запасного пехотного полка. Все ждали… Но вот со стороны вокзала появились с флагами рабочие фабрик «Ветка», Коноваловская («КПТФ», или бывшая фабрика №1 – прим. ред.), Севрюговская (бывшая фабрика №2 – прим. ред.) и Наволокская. Около тюрьмы (она располагалась на месте современной пожарной части на ул. Островского – прим. ред.) они были встречены рабочими фабрики «Томна» и другими с только что освобожденными из тюрьмы политическими. Как у тех, так и у других рабочих были знамена, плакаты, красные флаги с надписями «Да здравствует Учредительное Собрание», «Да здравствует Совет рабочих, РСДРП (Российская социал-демократическая рабочая партия – прим. ред.)». Всех собравшихся было 15 000 человек. Поравнявшись с солдатами, народ остановился и ждал, что скажут они, а последние взяли ружья и на караул и, прокричав «Ура», присоединились к народу. Демонстрация двинулась на базарную площадь, где с трех трибун были произнесены речи о текущем моменте. Военный оркестр приветствовал митинг и свободный народ. Везде было тихо и спокойно. Настроение было какое-то радостное, приподнятое, точно в Христов день или в день какого-то освобождения и раскрепощения. В душе были натянуты струны, и они пели, пели песню победы и песню свободы!

Как хорошо было смотреть на улыбающиеся, радостные лица людей. У многих были приколоты красные бантики или ленточки. Хорошо, легко…

Сегодня в Кинешме организовали совет Рабочих депутатов и Исполнительное Бюро Революционного Комитета (органы новой власти – прим. ред.). Организована Народная Милиция.

4 марта.

Везде убирают портреты царской фамилии. Мы тоже в школе перевернули портреты вверх ногами. Учителям это не нравится – морщатся. Отдали приказ сторожу снять портреты со стены.

7 марта.

Школьные занятия идут без перебоев, но ставят не очень удовлетворительно…

Виноградов Алексей нарисовал на доске портрет царя и оставил до урока Сергея Николаевича. Когда тот взошел, то, посмотрев на него, сказал: «Поздно уже. Рисовал бы раньше, так деньги заработал бы, а теперь ничего не получишь. Сотрите, пожалуйста».

8 марта.

Купил для банта (символа революции – прим. ред.) красную шелковую ленту за 20 коп. Отец Александр (вероятно, Беликов – учитель Закона Божия – прим. ред.) предупредил, что всех, у кого «двойки», спросит для исправления. Осокин (знакомый Низова – прим. ред.) записался в Народную Милицию и назначен десятником у себя на Поповке. Его вооружили саблей и револьвером…

9 марта.

Снег. Как-то хмуро и холодно… У многих на груди красные банты или просто ленточки. К вечеру стали украшать здания: флагами, зеленью, плакатами и полотнищами из красной материи. Город принимает праздничный вид. Завтра праздник «Русской Революции», учиться не будем.

10 марта.

Проснулся в 7. Между завтраком и чаем читал, а в 11 пошел в школу. Дорогой встретился с Кошельковым. В школе ждали недолго, так как пришли учителя и стали собирать нас на присоединение к другим демонстрантам. Как у нас, так и у учителей почти что у всех были или красные бантики, или ленточки. Но вот начали строиться под руководством солдата, обучающего наших ребят военному строю и Осокина. Раздалась команда: «Стройсь!.. На первый-второй, рассчитайсь! В ря-а-ды-ы сдвий-сь… На первый-второй, третий-четвертый рассчитай…с!.. правое плечо вперед!.. Шаго-ом м…арш!..» – и мы двинулись по Песочной (сейчас ул. Комсомольская – прим. ред.) улице к Реальному училищу (сейчас лицей им. Фурманова – прим. ред.) для присоединения к находящимся там учащимся.

Народу же прибывало и прибывало. Шли стройными колоннами, неся красные знамена, революционные полотнища, плакаты, флаги… На всем этом были слова, слова свободного народа и страны. Здесь были клятвы, что к старому возврата уже больше не будет. Рабочие все шли… Шли с музыкой, шли с песнями… Уже последние строились на углу Московской и Овражной (ул. Фрунзе – прим. ред.) улиц, в то время как мы выстроились у реального училища. Но вот все двинулись на Межаково поле (в Сокольники – прим. ред.) Как много было народу, можно судить по тому: мы завернули за угол Овражной, а первые были уже за мостом, сзади же нас было еще столько… Пришли, расставили нас, и мы стали ждать. Впереди находилась цепь солдат, за ними шпалерами два ряда учеников, а с другой стороны – рабочие фабрик и жители города и окрестностей. Последним пришло духовенство с иконами и хоругвями. Впереди несли черное знамя, пред которым все красные были преклонены. На нем была надпись: «Слава и честь павшим борцам за свободу родины во дни революции». Начался молебен, а за ним смотр войскам. Впереди прошли церемониальным маршем музыка и учебная команда, а за ней отдельные роты 66 запасного пехотного полка и местного гарнизона. Все со знаменами. Мне удалось прочитать лишь некоторые лозунги: «Армия ведет родину к победе», «I-ый баталион – и мы с народом», «Да здравствует революция», «Да здравствует свободный народ».

На крышах бараков примостились фотографы, которые то и дело щелкали затворами своих аппаратов… Домой возвращались с пением «Марсельезы». День сегодня выдался теплый и солнечный.

В последующие дни в дневнике нет ничего необычного. Жизнь вошла в привычное русло и унесла юного Колю Низова к обычным занятиям: уроки, друзья, любимое рисование. И только еще однажды в эти весенние дни он напишет о революции, только уже без слов о «радостном, приподнятом» настроении.

11 апреля.

С часу ночи солдаты начали громить винные и пивные склады. Весь день ходили по городу пьяные. Награбленное вино продавали. К вечеру появилось много пьяных из жителей Кинешмы. Появились провокаторы, призывающие к борьбе с временным правительством и к анархии. Пьяных не успевали забирать в тюрьму для отрезвления. Местные власти как ни боролись, не могли ничего сделать. Воинский Начальник сообщил о происходящем во Владимир и оттуда получил следующего содержания телеграмму: «Высылаем для усмирения баталион вооруженных солдат. Будем стрелять, если беспорядки к нашему приезду не прекратятся. Поступок местного гарнизона не благожелателен».

Из Кинешмы просили до нового требования никого не высылать из Владимира, и сами постарались порядок водворить.